Проблемы, связанные с трудовыми мигрантами из Центральной Азии в России, давно вызывают дискуссии и нередко приводят к призывам к их отъезду. Однако те вызовы, которые массовый отток населения, преимущественно мужского, создает для самих центральноазиатских стран, до недавнего времени оставались в тени этих дебатов.
Долгое время преобладало мнение, что денежные переводы мигрантов на родину и снижение нагрузки на рынки труда благодаря эмиграции приносят исключительно пользу странам Центральной Азии и их правительствам. И хотя трудовая миграция действительно несет определенные взаимные выгоды как для России, так и для государств региона, отток населения порождает глубокие и нарастающие проблемы внутри самого центральноазиатского общества.
Масштабный выезд молодых мужчин из Центральной Азии означает потерю не только рабочих рук, но и отцов, мужей, активных членов общества, которые могли бы участвовать в воспитании нового поколения и развитии своих сообществ. Ситуация усугубляется тем, что на фоне роста ксенофобских настроений в России все больше мигрантов вынуждены возвращаться домой. Там они сталкиваются с изменившимся социальным укладом, отсутствием привычных заработков и зачастую с непониманием. То, что изначально воспринималось как «предохранительный клапан» для сброса социального напряжения, вызванного перенаселением и безработицей, теперь грозит обернуться источником нестабильности.
Центральная Азия исторически остается одним из немногих регионов мира, где темпы прироста населения все еще значительно превышают уровень простого воспроизводства. На этом фоне правительства стран региона долгое время рассматривали эмиграцию как один из способов решения внутренних демографических и экономических проблем, с определенным облегчением воспринимая готовность Российской Федерации принимать значительное число их граждан.
Отток населения не только помогал снижать уровень безработицы и социального давления в странах Центральной Азии, но и обеспечивал значительный приток иностранной валюты через денежные переводы работающих за рубежом. Эти очевидные выгоды надолго заслонили собой негативные аспекты миграции. Однако теперь, когда поток возвращающихся мигрантов растет, а объемы денежных переводов сокращаются, скрытые ранее проблемы начинают выходить на поверхность.
Правительства стран Центральной Азии все чаще вынуждены обращать внимание на негативные последствия миграционных процессов. Местные исследователи активно изучают, как отток населения, особенно молодых мужчин в возрасте от 18 до 35 лет, «изменил социальную и экономическую структуру региона». Эти мужчины уезжали в поисках работы и более высоких заработков, которых не могли найти на родине. В результате в некоторых районах возник феномен, который местные жители называют «города без мужчин», что влечет за собой кардинальные социальные трансформации.
Масштабы трудовой миграции из региона впечатляют. По данным за 2023 год, за рубежом трудилось около 10 миллионов выходцев из Центральной Азии. Для Таджикистана это составляло четверть всего трудоспособного населения, для Кыргызстана — примерно 20 процентов, для Узбекистана — около 10 процентов. В 2022 году объем денежных переводов мигрантов на родину достиг 14 миллиардов долларов, что составило, например, 30 процентов ВВП Таджикистана, 25 процентов ВВП Кыргызстана и 10 процентов ВВП Узбекистана.
До поры до времени существенный приток валюты и снижение официального уровня безработицы маскировали глубинные проблемы, порождаемые массовой миграцией. Однако сейчас, когда мигранты все чаще возвращаются, а не уезжают, и объемы денежных переводов падают, социальные издержки становятся все более очевидными и болезненными.
В сельских районах Центральной Азии «доля мужчин в возрасте от 18 до 35 лет сократилась на 20–30 процентов за последние 15 лет», а в отдельных местностях Таджикистана и Кыргызстана «до 80 процентов взрослого мужского населения отсутствует большую часть года», согласно данным, собранным информационным порталом Bugin Info. Это привело к тому, что, например, в Таджикистане беспрецедентные 40 процентов домохозяйств теперь возглавляются женщинами. Схожая, хотя и менее выраженная, тенденция наблюдается и в других странах региона.
Эксперты бьют тревогу: «длительное отсутствие мужчин разрушает семейные структуры». Традиционные гендерные роли размываются, растет число разводов. Возвращающиеся мигранты часто с трудом адаптируются к этим новым реалиям, что провоцирует семейные конфликты и всплески домашнего насилия. Женщины, взвалившие на себя всю тяжесть забот о семье и хозяйстве, не всегда готовы вернуться к прежнему подчиненному положению.
Сокращение числа молодых мужчин в регионах также снижает «потенциал для социальных изменений», поскольку именно эта демографическая группа традиционно выступает катализатором протестных настроений и реформ. Таким образом, массовый отток молодежи способствует политической стагнации. Возвращение же мигрантов может спровоцировать конфликты между сторонниками сохранения патриархальных устоев и теми, кто успел привыкнуть к новым, более эмансипированным ролям женщин в обществе.
Без «системных реформ в экономике, образовании и социальной политике» стран Центральной Азии, последствия потери молодых кадров из-за трудовой миграции, усугубленные проблемами их возвращения, могут серьезно «угрожать стабильности региона». Решение этих комплексных задач — сложнейший вызов для любого правительства, тем более для властей центральноазиатских стран, испытывающих дефицит ресурсов. Грядущее сокращение денежных переводов и рост безработицы из-за возвращения мигрантов лишь ограничат финансовые возможности для проведения необходимых преобразований. Если ситуация будет развиваться по этому сценарию, то проблема «городов без мужчин», кажущаяся кому-то лишь любопытным социологическим явлением, рискует в ближайшем будущем превратиться в один из главных источников региональной нестабильности, затмив собой многие другие, более привычные вызовы.
