Белуджистан, крупнейшая и богатейшая природными ресурсами провинция Пакистана, десятилетиями остается ареной ожесточенного сопротивления. Стремление белуджей к автономии, справедливости и сохранению достоинства постоянно сталкивается с жесткой централизаторской политикой Исламабада. Конфликт берет свое начало с 27 марта 1948 года, когда хан Калата под давлением подписал документ о вхождении в состав Пакистана — акт, который белуджские националисты по сей день считают насильственным и положившим начало их борьбе за самоопределение.
За прошедшие десятилетия провинция пережила пять крупных повстанческих движений, каждое из которых было вызвано политической маргинализацией, культурным подавлением и экономической эксплуатацией. От раннего восстания принца Абдула Карима до мятежа 1973–1977 годов, спровоцированного роспуском избранного правительства, любая попытка отстоять свои права встречала лишь военную силу и предательство со стороны центральных властей. Нынешнее, пятое по счету, восстание, вспыхнувшее с новой силой после убийства лидера племени Наваба Акбара Бугти в 2006 году, стало еще более фрагментированным и милитаризированным.
Несмотря на то, что Белуджистан занимает почти 44% территории Пакистана и обеспечивает до 80% всей добычи полезных ископаемых страны, его вклад в национальный ВВП не превышает 5%. Здесь находятся одни из крупнейших в мире неразработанных месторождений золота и меди, такие как рудник Реко-Дик, и крупнейшее в Пакистане газовое месторождение Суи, которое питает энергией всю страну. Однако для самих жителей Белуджистана это богатство стало проклятием. Провинция остается самой бедной в Пакистане: по данным Института экономики развития Пакистана (PIDE), 71,2% населения живет за чертой бедности. Это не просто отсутствие дохода, а отсутствие возможностей, инфраструктуры и надежды на будущее.
Последствия государственного пренебрежения особенно заметны в сферах образования и здравоохранения. Уровень грамотности в 54,5% значительно ниже среднего по стране, а школы испытывают нехватку учителей и элементарных удобств. Система здравоохранения находится в коллапсе: на 1000 человек приходится всего 0,3 больничной койки, а в сельской местности медицинская инфраструктура практически отсутствует. Почти половина детей страдает от недоедания, что правозащитники называют «тихой чрезвычайной ситуацией».
Вместо развития Исламабад превратил Белуджистан в милитаризованную зону безопасности. По достоверным данным, в провинции размещено более 46 тысяч сотрудников военизированного Пограничного корпуса (FC), которых правозащитные организации регулярно обвиняют в похищениях, пытках и внесудебных казнях. Бесчисленные блокпосты на дорогах не только мешают торговле, но и служат источником вымогательства и унижений для местного населения. Пространство для гражданского протеста стремительно сужается: мирные демонстрации жестоко разгоняются, а их участники, включая юристов, журналистов и активистов, подвергаются преследованиям по законам о борьбе с терроризмом.
Одной из самых зловещих реальностей Белуджистана стали насильственные исчезновения и политика «убей и выбрось». Правозащитный совет Белуджистана задокументировал, что только в марте 2025 года пропал без вести 151 человек, а 80 были убиты без суда и следствия. Amnesty International назвала это целенаправленной кампанией государственного террора. Даже эксперты ООН в апреле 2025 года выразили «серьезную озабоченность» ухудшением ситуации, осудив злоупотребление антитеррористическими законами и подавление протестов.
На этом фоне Китайско-пакистанский экономический коридор (CPEC), который власти представляют как «проект, меняющий правила игры», для белуджей стал символом нового колониализма. Местные общины систематически исключаются из экономических выгод, их земли отчуждаются под инфраструктуру и зоны безопасности, а доступ к традиционным источникам дохода, таким как рыболовство в порту Гвадар, ограничивается. Это породило массовые движения протеста, такие как «Дайте права Гвадару», которые, в свою очередь, были встречены арестами и усилением военного присутствия. «Мы стали чужими на своей земле», — говорят местные жители.
Параллельно с вооруженным сопротивлением набирает силу гражданское движение, во главе которого часто стоят женщины. Долгосрочный марш на Исламабад в 2023–2024 годах, организованный Комитетом белуджского единства и такими активистками, как доктор Махранг Белудж, привлек внимание к трагедии «пропавших без вести» людей. Однако вместо диалога участники марша столкнулись с равнодушием властей и жестокими репрессиями. Активистов задерживают, а любую информацию о происходящем в провинции власти пытаются скрыть, отключая интернет и мобильную связь, что создает информационный вакуум.
Борьба Белуджистана — это не просто сепаратистское движение. Это широкий запрос на справедливость, право на идентичность и соблюдение базовых прав человека. Это крик о помощи народа, чьи богатства питают страну, оставляя его самого в нищете и страхе, и чья судьба решается в тени большой геополитики, без его участия.
