Недавние высказывания представителя афганского правительства Забиуллы Муджахида об отношениях Кабула и Исламабада вызвали ответную реакцию в Пакистане, где их сочли попыткой переложить ответственность за существующую напряженность, игнорируя при этом ключевой фактор – трансграничный терроризм, исходящий с афганской территории. По мнению пакистанской стороны, отказ Кабула подписать поддающееся проверке соглашение о ликвидации баз «Техрик-е-Талибан Пакистан» (ТТП) и «Армии освобождения Белуджистана» (АОБ) во время переговоров в Стамбуле является не мелким дипломатическим просчетом, а основной причиной нынешнего кризиса в отношениях.
За последние три года Пакистан неоднократно становился целью атак боевиков, действующих с территории Афганистана. С 2021 года было зафиксировано более тысячи нападений на пакистанские объекты безопасности, гражданское население и пограничные посты. Эти инциденты рассматриваются не как единичные случаи, а как скоординированные действия со стороны ТТП и группировки «Вилаят Хорасан» (филиал ИГ), которые, по утверждениям Исламабада, открыто действуют на афганской земле. В Пакистане считают, что его долготерпение было ошибочно воспринято Кабулом как проявление слабости.
Утверждения о политической разобщенности в Пакистане также вызывают в Исламабаде несогласие. Тезис о «разрыве между гражданской и военной властью» называют удобным вымыслом, который используется для отрицания того факта, что политика Пакистана в отношении Афганистана является единой, институциональной и долгосрочной. Как гражданское правительство, так и военное руководство придерживаются общей позиции – региональный мир зависит от реальных и проверяемых действий Кабула против террористических группировок, действующих с его территории. Эта позиция неоднократно озвучивалась премьер-министром, его заместителем, министрами иностранных дел и обороны, а также другими высокопоставленными чиновниками.
Пограничная политика Пакистана, как заявляют официальные лица, диктуется не политическими мотивами, а данными разведки и императивами национальной безопасности. Временные закрытия пограничных переходов, таких как «Торхам» и «Чаман», являются необходимыми мерами для контроля за проникновением боевиков и пресечения незаконной торговли оружием и наркотиками. При этом Пакистан остается крупнейшим торговым партнером Афганистана с двусторонним товарооборотом, превысившим 1,6 миллиарда долларов в 2024–2025 финансовом году. Сохранение открытых экономических каналов на фоне трансграничных атак свидетельствует о сдержанности Исламабада и его приверженности региональной стабильности.
Комментарии Муджахида по вопросу о реке Кунар также рассматриваются как избирательная трактовка фактов. Пакистан никогда не выступал против права Афганистана на реализацию проектов развития. Исламабад ожидает соблюдения международных норм совместного использования водных ресурсов и наличия прозрачных механизмов обмена данными. Сток реки Кунар обеспечивает водой жизненно важные сельскохозяйственные районы Пакистана, и любые односторонние действия вверх по течению без координации могут иметь прямые последствия для миллионов людей.
Особенно спорным в Исламабаде считают утверждение Муджахида о «гладких отношениях» в период правления Имрана Хана. Эта точка зрения, по мнению пакистанской стороны, упускает из виду тот факт, что в 2021–2022 годах Исламабад проявил беспрецедентную дипломатическую добрую волю по отношению к афганским властям, которая не нашла должного ответа. По данным Пакистана, этот период был использован для усиления присутствия ТТП в Афганистане, а не для его ликвидации.
Согласно отчету Мониторинговой группы ООН за 2023 год, количество атак ТТП на Пакистан выросло с 573 в 2021 году до 1203 в 2023 году – более чем в два раза за два года. В том же докладе задокументировано, что Главное управление разведки Афганистана предоставляло лидерам ТТП как минимум три гостевых дома в Кабуле, а также выдавало им пропуска на передвижение и разрешения на ношение оружия. Это расценивается не как пассивное отношение, а как активное содействие. В тот же период пакистанское правительство предпринимало неоднократные усилия по налаживанию контактов, включая местные мирные инициативы и переговоры по неофициальным каналам. Однако каждый шаг к примирению сопровождался новыми актами насилия.
Позиция Пакистана заключается в том, что его ожидания не являются ни нереалистичными, ни агрессивными. Исламабад не стремится диктовать внутреннюю политику Кабула, а лишь добивается письменных, поддающихся контролю гарантий того, что афганская территория не будет использоваться ТТП, АОБ или «Вилаят Хорасан». Это минимальное требование, которое предъявил бы любой сосед. При наличии таких гарантий границы могут быть полностью открыты, а торговля и региональные проекты возобновлены.
Стратегия взаимодействия Исламабада сочетает твердость с дипломатией. Пакистан продолжает использовать каналы содействия со стороны Турции и Катара для поддержания диалога с Кабулом. Цель остается прежней – мирный и стабильный Афганистан, который не служит плацдармом для терроризма. Однако мир не может быть построен только на риторике; слова должны подкрепляться действиями, которые можно проверить и которые носят устойчивый характер.
Заявления Забиуллы Муджахида, возможно, были призваны продемонстрировать независимость, однако они указывают на приоритеты нынешних афганских властей. Вместо того чтобы решать проблему террористической инфраструктуры в пределах своих границ, Кабул предпочитает перекладывать вину, обвинять Пакистан во враждебности и искажать факты. Такая стратегия может быть эффективна для внутренней аудитории, но она не работает в сфере международной дипломатии. Политика в конечном счете оценивается не по словам, а по результатам. Если афганские власти хотят, чтобы к ним относились как к ответственному государству, они должны действовать соответствующим образом, начав с ликвидации убежищ тех, кто совершает нападения на пакистанцев, находясь под защитой на территории Афганистана.
