Завершение войны в Афганистане в 2021 году открыло для республик Центральной Азии новую эру, позволив им сосредоточиться на инвестициях в человеческий капитал и инфраструктуру без постоянной угрозы трансграничного насилия. Однако, как отмечается в материале, опубликованном на портале OilPrice.com, на смену старым вызовам приходят новые, связанные с развитием региональной транспортной сети.
Узбекистан, проводящий «многовекторную транспортную стратегию» и внешнюю политику «добрососедства», как и его соседи, активно участвует в создании грандиозных транспортных артерий. Проекты, такие как железнодорожный коридор Китай – Кыргызстан – Узбекистан, Трансафганский маршрут, а также коридоры «Север – Юг» и Средний коридор, призваны стимулировать торговлю и инвестиции. Но, как предупреждает Международный институт Центральной Азии в Ташкенте, повышенная связность создает и новые уязвимости для перемещения незаконных товаров, экстремистских сетей и транснациональной преступности.
Контрабандисты, по сути являющиеся специалистами по логистике, сегодня могут перевозить наркотики, завтра – оружие, а затем переключиться на торговлю людьми, редкими животными или предметами старины. Последнее становится особенно актуальным для Узбекистана, который стремительно развивает культурный туризм и реставрирует исторические объекты, невольно повышая их привлекательность для черного рынка.
Несмотря на то, что афганские талибы вновь ввели запрет на выращивание опийного мака, его производство не прекратилось, а сместилось в пакистанский Белуджистан и афганскую провинцию Бадахшан, граничащую с Таджикистаном. Проблема усугубляется тем, что контрабандисты часто расплачиваются за местные услуги не наличными, а наркотиками, создавая в транзитных странах новые рынки сбыта и подсаживая на иглу местное население. Параллельно с этим наркокартели ищут и находят коррумпированных чиновников для содействия своим операциям.
На этом фоне особенно выделяется экономическая и политическая активность Китая. Пока на Западе говорили о провале инициативы «Пояс и путь» (BRI), она установила новые рекорды. Только за первую половину 2025 года общий объем участия в проектах BRI достиг 123,3 млрд долларов, из которых 25 млрд долларов было направлено в Центральную Азию – ошеломляющая цифра, учитывая, что население региона составляет всего 84 миллиона человек. Пекин явно считает, что «вечная дружба», подкрепленная триллионными инвестициями, надежнее пустых деклараций. Для Китая стабильность в Центральной Азии – это залог безопасности его западных провинций и способ создать сухопутные маршруты в обход уязвимых морских путей.
Активность Пекина резко контрастирует с подходом Вашингтона. Пока китайский лидер Си Цзиньпин и российский президент Владимир Путин совершили десятки визитов в регион, ни один президент США так и не посетил Центральную Азию. Встречи Дональда Трампа с президентами Узбекистана и Казахстана, хоть и были отмечены крупными контрактами, не изменили общей картины. В то же время за кулисами идет сотрудничество в сфере безопасности: например, директор ФБР встречался с пакистанским министром внутренних дел для усиления обмена разведданными.
Перед странами региона стоит сложнейшая задача: сбалансировать открытость, необходимую для экономического роста, с усилением мер безопасности. Преступники и террористы уже используют транснациональные сети, а значит, и ответ должен быть на транснациональном уровне. Эксперты полагают, что сотрудничество между службами безопасности США и Пакистана следует расширить на весь регион.
Чтобы новые дороги, мосты и железные дороги не стали легким путем для криминала, Центральной Азии необходимо выстраивать широкую коалицию безопасности с участием ЕС, США, России, Китая, Турции и даже Ирана с Афганистаном. Вашингтону, в свою очередь, придется отказаться от соблазна использовать регион как плацдарм против своих оппонентов и начать сотрудничать с Пекином в борьбе с общими угрозами. Только так Центральная Азия сможет компенсировать «потерянные десятилетия» 2001–2021 годов, когда ее развитие сдерживалось афганским конфликтом, и превратить новые возможности в реальное процветание.
