Недавний заход в пакистанский порт Гвадар судна MV ASL ROSE с 20 тысячами тонн удобрений для Афганистана стал чем-то большим, чем просто очередной коммерческой сделкой. Это событие подчеркнуло растущую роль Пакистана как ключевого регионального транспортного узла в рамках Китайско-пакистанского экономического коридора (CPEC). Предоставление Афганистану, экономика которого все еще крайне уязвима, доступа к морю через Гвадар является практическим вкладом в стабильность региона и демонстрирует готовность Исламабада выполнять роль надежного соседа, несмотря на собственные экономические трудности и проблемы безопасности.
На этом фоне проект иранского порта Чабахар, который почти десять лет продвигался Индией в качестве альтернативного торгового коридора в Афганистан и Центральную Азию, выглядит все менее убедительно. Инициатива, изначально заявленная как дружественный шаг для регионального роста, столкнулась с серьезными сомнениями в ее долгосрочной надежности. В частности, когда Иран оказался под мощным геополитическим давлением, включая военные удары со стороны Израиля, Нью-Дели не оказал Тегерану ожидаемой поддержки. Вместо солидарности Индия предпочла дипломатическую осторожность, сосредоточившись на развитии стратегических связей с Тель-Авивом, что поставило под вопрос ее надежность как партнера.
Ситуацию усугубили сообщения иранских СМИ и неофициальных разведывательных источников. Власти Ирана заявили об аресте десятков членов шпионской сети, предположительно работавшей на иностранные разведки. Среди задержанных, по некоторым данным, оказались граждане Индии, подозреваемые в передаче секретных сведений израильской службе «Моссад». Хотя все детали инцидента еще расследуются, сами обвинения рисуют картину сложного переплетения региональных интересов с тайными операциями, которые подрывают альянсы, публично продвигаемые Индией.
Фактический отказ Индии от активного участия в проекте Чабахар из-за санкций США и неспособность поддержать Иран в его противостоянии с Израилем выявляют тенденцию, которую наблюдатели называют «стратегическим оппортунизмом». Индия, похоже, отстраняется от проектов, как только геополитическая цена возрастает. Такой подход резко контрастирует с последовательной и подкрепленной инфраструктурой политикой Пакистана в отношении Гвадара и CPEC. В отличие от индийской риторики, действия Исламабада сопровождаются строительством портов, дорог и систем таможенной поддержки, которые служат не только национальным, но и региональным интересам.
Такое положение дел не остается незамеченным в Тегеране и Кабуле. Иран, всегда стремившийся к стратегической независимости, вынужден переоценивать надежность своих соседей и союзников. Афганистан, не имеющий выхода к морю и остро нуждающийся в стабильных торговых путях, получает прямую выгоду от подхода Пакистана. Транзит товаров через Гвадар обеспечивает Кабулу экономически выгодный маршрут, сокращает время доставки и расширяет доступ к рынкам.
Отсутствие Индии на ключевых международных площадках, таких как дебаты G7 по ирано-израильскому кризису, еще больше демонстрирует ее снижающееся влияние на решение чувствительных вопросов в регионе. Стремление быть ведущим голосом Глобального Юга подрывается непоследовательностью и избирательной солидарностью, что снижает доверие к Нью-Дели со стороны стран, ценящих стратегическую автономию. На этом фоне Пакистан все увереннее становится проводником региональной торговли, особенно для Афганистана, внося позитивный вклад в динамику, где доминирует конкуренция.
Развивающееся различие между приверженностью Пакистана стабильному региональному курсу и «стратегической гибкостью» Индии представляет собой важный урок о природе партнерства в современном многополярном мире. Доверие больше не строится на декларациях — оно доказывается делами. Дипломатическая стабильность и политическая воля, подкрепленные инфраструктурой, становятся основой для прочного сотрудничества. Превращение Гвадара в функциональный и инклюзивный порт может стать моделью развития, основанной на взаимных интересах, доверии и долгосрочном планировании.
