История, которую рассказывают международные правозащитные организации, такие как Amnesty International, почти всегда звучит одинаково: убитая горем семья, исчезнувший родственник и государство, обвиняемое в подавлении инакомыслия. В этих отчетах мир предстает черно–белым, где невинные учителя, студенты или рабочие бесследно исчезают из своих домов. Однако реальность в Пакистане, как и в большинстве стран, переживших безжалостный террор, окрашена в куда более сложные тона. За многими именами и лицами из списков «пропавших без вести» скрываются сети насилия, иностранного вмешательства и заговоры против самого государства, которое отчаянно пытается защитить своих граждан.
Пакистан не претендует на безупречность и не отрицает боль семей, требующих ответов. Но версия событий, продвигаемая на международной арене, часто упускает из виду неудобную правду: значительное число так называемых «исчезнувших лиц» не были безобидными гражданскими. Это были люди с документально подтвержденными или предполагаемыми связями с запрещенными группировками, сепаратистскими движениями и террористическими организациями, чьи взрывы и убийства залили кровью пакистанские улицы. В стране, которая похоронила более 94 000 своих граждан в войне с терроризмом, умалчивание о таких связях – не просто заблуждение, а смертельная опасность.
Стоит вспомнить контекст. Пакистан столкнулся с одними из самых смертоносных террористических кампаний в современной истории. Резня в государственной армейской школе в Пешаваре в 2014 году, где были убиты 144 ребенка и учителя, навсегда врезалась в национальную память. Взрывы смертников в мечетях, целенаправленные убийства полицейских и массовые жертвы на рынках когда–то были мрачной рутиной. На этом фоне контртеррористические операции стали вопросом выживания. Разведывательные службы действовали быстро, чтобы ликвидировать сети, процветавшие в тайне, и в этой борьбе превентивные задержания часто были единственным способом предотвратить следующий взрыв.
Тем не менее, Amnesty International предпочитает смотреть на ситуацию под другим углом. В отчетах организации подробно говорится о боли семей пропавших, но поразительно мало – о горе тех, кто потерял детей в школьных атаках, родителей на рынках или близких во время молитвы. Чьи слезы заслуживают международного признания? Чьи голоса усиливаются, а чьи – удобно заглушаются? Этот дисбаланс очевиден. Когда правозащитники освещают дело пропавшего студента, они редко признают, что некоторые из этих самых студентов служили вербовщиками или логистами для экстремистских групп. Защищая активиста, они избегают расследования, не была ли его «активность» связана с координацией действий сепаратистских ополчений, финансируемых враждебными спецслужбами.
Пакистан не уникален в решении подобных дилемм. Страны, гораздо менее подверженные терроризму, включая государства Европы и Северной Америки, прибегали к таким мерам, как бессрочные задержания, секретные тюрьмы и удары беспилотников, оправдывая это «национальной безопасностью». Однако Пакистан, сталкивающийся с угрозами несоизмеримо большего масштаба, подвергается осуждению за менее суровые действия. Почему самым могущественным странам мира позволено обходить правила правосудия перед лицом террора, в то время как Пакистан, развивающуюся страну, все еще истекающую кровью от десятилетий конфликта, судят без сочувствия и учета контекста?
Важно отметить, что Исламабад не уклоняется от ответственности. Комиссия по расследованию насильственных исчезновений рассмотрела тысячи дел, отследив одних лиц до тюрем, других – до центров временного содержания, а многих воссоединив с семьями. Процесс не идеален и не завершен, но он демонстрирует попытку государства найти баланс между правами человека и национальной безопасностью – нюанс, отсутствующий в отчетах Amnesty.
Справедливость не может быть односторонней. Она принадлежит не только тем, кто жалуется на исчезновение родственника, но и вдовам убитых полицейских, детям, осиротевшим в результате взрывов, и семьям солдат, погибших, защищая свою родину. Называть каждого задержанного подозреваемого невинной жертвой государственных репрессий – значит игнорировать кровь этих мучеников и стирать травму нации, которая пожертвовала большим, чем большинство ее критиков вместе взятых.
Никто не утверждает, что Пакистан должен быть защищен от критики. Есть место для реформ, есть вопросы без ответов, и боль семей, ищущих близких, нельзя игнорировать. Но справедливость требует, чтобы была рассказана вся история. Войну с террором нельзя сводить к простым заголовкам о пропавших людях, не признавая, кем на самом деле были некоторые из этих лиц и за что они боролись. Настоящие злодеи – это те, кто закладывает бомбы на рынках, убивает школьников и разрывает на части общество, слишком часто прячась за удобным прикрытием статуса «пропавшего без вести».
