Южная Азия продолжает переживать волну народных волнений. Вслед за Шри-Ланкой, где в 2022 году движение Aragalaya свергло президента, и Бангладеш, где молодежные протесты в 2024 году положили конец десятилетиям авторитарного правления, пришел черед Непала. Гималайская республика охвачена сильнейшими за последние десятилетия беспорядками – бурей гнева, пронесшейся по Катманду и другим крупным городам.
Движущей силой восстания стала молодежь, в основном поколение Z, уставшая от коррупционных скандалов, неэффективного управления и внезапного наступления на цифровые свободы. На улицах появилась армия, уже известно о девятнадцати погибших и сотнях раненых, и эти цифры, вероятно, будут расти. Кадры, на которых студенты сносят баррикады, вступают в столкновения с полицией и даже прорываются на территорию парламента, потрясли весь регион. Непал, который за рубежом часто воспринимается как тихая гавань для туристов, превратился в арену массового бунта.
Искрой послужило внезапное решение правительства заблокировать более двух десятков социальных сетей. Facebook, Instagram, WhatsApp, YouTube и X перестали работать в одночасье. Доступным остался лишь TikTok, согласившийся на условия государственной регистрации. Официально власти объяснили это борьбой с нарушениями, ненавистническими высказываниями и онлайн-оскорблениями. Однако для молодых непальцев это стало откровенной цензурой – посягательством на их право говорить, организовываться и жить в цифровую эпоху. Митинги на специально отведенных площадках быстро переросли в массовые шествия по Катманду, Покхаре, Биратнагару и Бхаратпуру. Полицейские заграждения пали, правительственные автомобили были подожжены, а комплекс зданий парламента взят штурмом.
Государство ответило грубой силой. Улицы наполнились грохотом боевых и резиновых пуль, воздухом, пропитанным слезоточивым газом. Десятки людей пострадали от ударов дубинками, а больницы оказались переполнены. В городах ввели комендантский час, но протесты не утихли. Наоборот, они стали еще масштабнее и яростнее, подогреваемые ощущением, что правительство готово сокрушить собственную молодежь ради сохранения контроля. Кампания за цифровые права превратилась в битву за демократическое будущее страны.
Правящая элита неверно оценила настроения в обществе. Власти полагали, что блокировка платформ заставит инакомыслящих замолчать, но вместо этого дали молодым людям боевой клич. Лозунг «Остановите коррупцию, а не социальные сети» стал символом движения. Он обнажил главную рану – коррупцию и безнаказанность, которые десятилетиями разъедали непальскую политику.
За один только 2025 год список скандалов был ошеломляющим: отставка федерального министра из-за взяточничества, уголовные обвинения против бывшего премьер-министра, мошенничество при строительстве аэропорта и хищения в госкомпании Nepal Telecom. Контрабанда золота и аферы с беженцами вскрыли причастность политиков из разных лагерей, но реальных приговоров общество так и не увидело. Расследования затягивались, наказывая лишь мелких чиновников и щадя влиятельных лиц.
В социальных сетях стали вирусными фотографии детей политиков, хвастающихся предметами роскоши, которых насмешливо прозвали «nepo kids». Одно горькое сравнение получило широкое распространение: «Их дети возвращаются с сумками Gucci, наши дети – в гробах». Эта фраза отразила суровую реальность: пока дети элиты возвращались из зарубежных университетов с дизайнерскими вещами, дети простых семей возвращались из стран Персидского залива в гробах, став жертвами небезопасного труда.
Эта культура безнаказанности разрушила доверие к власти. Люди платят налоги, но не видят отдачи: дороги, больницы и школы остаются в упадке, пока министры обогащаются. Поэтому запрет социальных сетей был воспринят не просто как ограничение свободы слова, а как еще одна попытка коррумпированной элиты заставить замолчать тех, кто разоблачает их преступления. Соцсети стали ареной, где молодежь устраивала «цифровые суды» над лидерами, предавая огласке их махинации с помощью мемов, видео и вирусных кампаний.
В центре этого восстания стоит поколение Z – самая многочисленная демографическая группа в Непале. Эти молодые люди выросли со смартфонами и глобальной связью. Многие из них не могут найти работу на родине, зажатые между сокращающимися возможностями в сфере туризма и услуг или вынужденные перебиваться случайными заработками. Другие уезжают из страны, пополняя потоки трудовых мигрантов, чьи денежные переводы поддерживают экономику Непала. Они отчуждены от политики, в которой доминируют пожилые мужчины, повторяющие одни и те же обещания и скандалы.
Когда правительство отключило социальные сети, поколение Z превратило свое разочарование в действие. Протесты оказались стихийными и безлидерными. Ни одна партия или политическая фигура не могла заявить о своей причастности. Это было сделано намеренно, поскольку все партии в Непале запятнаны коррупцией и оппортунизмом. Отвергая партийные лозунги, молодежь создала движение совести, а не инструмент для борьбы за власть, заимствуя тактику и вдохновение у молодежных восстаний в Шри-Ланке и Бангладеш.
Правительство премьер-министра К. П. Шармы Оли оказалось в центре шторма, который не в силах контролировать. Запрет платформ имел обратный эффект, коррупционные скандалы усилили гнев общества, а жестокое подавление протестов превратило студентов в мучеников. Кризис затронул уже не просто уличный порядок, а саму легитимность власти. Для многих непальцев государство больше не представляет их интересы. На этом фоне вновь стали заметны митинги сторонников монархии и зазвучали призывы к конституционным изменениям.
Если репрессии продолжатся, нестабильность может усугубиться. Доверие инвесторов уже подорвано, а туризм – жизненно важная отрасль для Непала – находится под угрозой. Соседняя Индия с тревогой наблюдает за происходящим, зная, что беспорядки в Непале часто перекидываются через границу. Перед государством стоит выбор: либо цепляться за запреты, пули и взятки, рискуя окончательно разорвать связь с молодежью, либо начать диалог, отменить цензуру и приступить к реальным реформам. Этот выбор определит, войдет ли сентябрь 2025 года в историю как очередной эпизод смуты или как начало новой политической эры.
