Два недавних решения, принятых по разные стороны Атлантики, вскрыли глубокие противоречия современной системы международного права. В США федеральный судья заблокировал указ Дональда Трампа, направленный против сотрудников Международного уголовного суда (МУС) за расследование действий американских военных. Почти одновременно в Гааге сам МУС отклонил апелляцию Израиля и подтвердил свое намерение добиваться выдачи ордеров на арест премьер-министра Биньямина Нетаньяху и экс-министра обороны Йоава Галанта по обвинению в предполагаемых военных преступлениях.
Эти события ярко иллюстрируют парадокс, в котором живет международное правосудие: его защищают и одновременно подрывают одни и те же государства, провозглашающие свою приверженность верховенству закона. Созданный в 2002 году на основе Римского статута, Международный уголовный суд задумывался как беспристрастный орган для привлечения к ответственности лиц, виновных в геноциде, преступлениях против человечности и военных преступлениях. Его главная цель — гарантировать, что даже самые влиятельные лидеры не смогут избежать наказания, когда национальные судебные системы бездействуют.
Сегодня участниками Римского статута являются 125 стран, однако в этом списке отсутствуют ключевые мировые державы. США, Китай, Россия, Индия, Израиль и Индонезия сознательно остаются вне юрисдикции МУС, ссылаясь на защиту суверенитета, политические мотивы или опасения по поводу возможного преследования своих граждан. Это ставит под сомнение универсальность суда и ослабляет его способность добиваться исполнения решений. Например, США, изначально подписавшие статут, отозвали свою подпись еще в 2002 году, опасаясь преследования американских военных. Россия вышла из соглашения в 2016 году после того, как МУС назвал присоединение Крыма «оккупацией», а в 2023 году суд выдал ордер на арест президента Владимира Путина.
Китай последовательно отказывался присоединяться к МУС, видя в нем угрозу своему суверенитету и возможность внешнего вмешательства во внутренние дела, в частности в Синьцзяне, Гонконге и Тибете. Индия также не ратифицировала статут из-за опасений политизации внутренних конфликтов, таких как ситуация в Кашмире, и несогласия с правом Совета Безопасности ООН передавать дела в суд, где у Дели нет права голоса. Позиция Израиля стала враждебной после того, как МУС начал расследование на палестинских территориях, а недавние ордера на арест его лидеров лишь усугубили конфликт.
Из-за такого фрагментированного участия МУС часто обвиняют в избирательности. Его юрисдикция ограничена странами-участницами или случаями, переданными Совбезом ООН, где право вето позволяет постоянным членам защищать себя и своих союзников. Это породило глубокое недоверие, особенно со стороны стран Глобального Юга. Многие африканские лидеры, чьи страны изначально поддержали создание суда, обвинили его в предвзятом отношении, поскольку большинство ранних расследований касались именно африканского континента. Для них, как и для многих в Азии и Латинской Америке, МУС — часть системы, в которой доминируют западные нормы и интересы.
Несмотря на кризис легитимности, суд продолжает работу, расследуя преступления в Украине, Палестине, Судане, Мьянме и Венесуэле. Выдача ордеров на арест действующих лидеров демонстрирует его решимость, но отсутствие механизма принуждения вскрывает его главную слабость. Судьба международного правосудия оказалась в геополитической ловушке. Пока самые могущественные в военном и экономическом плане державы остаются вне его досягаемости, мечта о всеобщей ответственности остается недостижимой. Сегодня МУС действует не как суд для всех, а как трибунал, ограниченный волей сильных мира сего. Это кризис не принципов, а политической воли.
