Аналитик Observer Research Foundation Адитья Говдара Шивамурти освещает недавние шаги Бутана, указывающие на изменение его позиции по тибетскому вопросу: в марте 2025 года, после совместного с Китаем празднования Нового года в Тхимпху, МИД королевства впервые официально назвал Тибет «Сицзанским автономным районом». Это событие разворачивается на фоне растущей обеспокоенности Китая по поводу Тибета, особенно в вопросах преемственности Далай-ламы и усиливающейся конкуренции с США и Индией. Эти опасения формируют политику Пекина в отношении Бутана на протяжении десятилетий, и Тхимпху, осознавая неизменность ситуации, с предельным прагматизмом готовится к последствиям.
Исторически Бутан и Тибет связывают тесные культурные и исторические узы, причем Тибет оказал значительное влияние на культуру, политические институты, религию и торговлю Бутана, даже несмотря на периоды политической напряженности и вмешательства Тибета во внутренние дела королевства. Бутан даже содержал представителя в Лхасе до 1959 года и выплачивал ежегодную дань Тибету. Хотя Тибет заявлял о Бутане как о своем данническом государстве, убедительных доказательств этому мало. После обретения Индией независимости тибетское правительство сообщило Нью-Дели о своих претензиях, в том числе касающихся Бутана, поскольку Индия тогда руководила внешней политикой королевства. Эти утверждения проложили путь для претензий Китая на Бутан после аннексии Тибета в 1950 году.
После аннексии Тибета Китай получил общую границу с Бутаном, которая традиционно оставалась недемаркированной. Изначально Коммунистическая партия Китая заявляла о намерении оккупировать Бутан, однако позже Пекин смягчил риторику, претендуя лишь на отдельные территории внутри королевства. Эти претензии основываются на тибетских архивах и данных о пастбищах, используемых тибетскими скотоводами. Китай применяет политику «кнута и пряника», предлагая экономические стимулы, но при этом в 1950-1960-х годах выпустил несколько карт с претензиями на бутанские территории. Эти претензии, наряду с репрессиями против буддистов в Тибете, вынудили Бутан прекратить торговые отношения и отозвать своих двух чиновников из Тибета, после чего королевство обратилось на юг, развивая тесные и особые отношения с Индией.
Сближение с Индией еще больше усилило опасения Пекина относительно Тибета и внутренней безопасности. Отчасти эти опасения вызваны финансированием США тибетского восстания через Непал в 1950-х годах. С тех пор Китай действует по двум направлениям: укрепляет внутренний контроль над Тибетом и оказывает давление на Бутан с целью урегулирования территориальных споров и установления дипломатических отношений. Пекин руководствуется четырьмя расчетами: во-первых, обеспечить безопасность Тибета от сепаратизма и инфильтрации. Во-вторых, ослабить влияние Индии как регионального игрока и подорвать ее авторитет в Бутане, чтобы сохранить свой статус и безопасность неоспоримыми. В-третьих, утвердить свой авторитет азиатской державы, поскольку Бутан – единственный сосед Китая, с которым нет дипломатических отношений, и единственная страна после Индии с недемаркированной границей. В-четвертых, расширить свои территории и усилить наступательные позиции против Бутана и Индии.
Сегодня Китай сталкивается с двумя ключевыми проблемами в отношении Тибета: преемственность Далай-ламы и эскалация напряженности в отношениях с США, усугубляемая растущим сотрудничеством Индии и США и их влиянием в соседних странах, таких как Непал и Бутан. Американские «Акты о политике в отношении Тибета» 2002, 2020 и 2024 годов, а также предоставление Индией убежища 14-му Далай-ламе и многим тибетцам еще больше подпитывают опасения Китая. Последняя «белая книга» Китая по национальной безопасности подчеркивает эту паранойю по поводу растущего внешнего вмешательства, особенно в Тибетском регионе. С августа 2023 года Пекин также выражает необходимость использовать «неколониальный» термин «Сицзан» для Тибета в своих официальных документах. Это помогает Пекину укрепить свою легитимность над Тибетом и растворить тибетскую идентичность в ханьско-центричном нарративе. Китай также призывает другие страны Южной Азии называть Тибет его новым именем и включать его в свою политику «одного Китая».
На начальном этапе китайские претензии характеризовались рядом несоответствий. В 1958 году Китай оккупировал более 300 квадратных миль бутанской территории, вероятно, в рамках подавления тибетского восстания. В следующем, 1959 году, его чиновники захватили восемь бутанских анклавов в Западном Тибете и заявили претензии на весь район Ташиганг и регион Доклам. С 1984 года Китай и Бутан провели 25 раундов переговоров по признанию и демаркации границ. Эти переговоры позволили сократить площадь спорных территорий с 1128 кв. км до 269 кв. км в западной части Бутана. Спорные регионы включают долины Пасамлунг и Джакарлунг на севере, а также долины Драмана и Шахато, Синчулунгпа и Лангмарпо, долины Як Чу и Чаритханг, и регион Доклам на западе.
По мере затягивания этих дискуссий, беспокойство Китая по поводу Тибета приводит к усилению его принудительных действий. С 1990-х годов Китай продолжает строительство дорог и поселений на спорных территориях и поощряет тибетских пастухов пасти скот в этих регионах, что приводит к столкновениям с их бутанскими коллегами. С 2016 года он построил более 22 деревень и около 1000 жилых домов на этих спорных территориях. Тибетцам предоставляются государственные субсидии и помощь для расселения в этих деревнях. В 2020 году Китай даже выдвинул новые претензии на заповедник Сактенг (часть района Ташиганг), впервые с начала пограничных переговоров. В некоторых случаях Пекин использует исторические записи для оправдания претензий; в других — создает «факты на местах» посредством строительства поселений и использования пастбищ пастухами, тем самым укрепляя свою позицию, расширяя территорию и оказывая давление на Бутан с целью принятия статус-кво во время переговоров.
Растущее китайское давление вынуждает Бутан ускорить пограничные переговоры с 2020 года. В октябре 2023 года Китай и Бутан провели 25-й раунд переговоров по границе в Пекине, где подписали соглашение о сотрудничестве по обязанностям и функциям совместной технической группы (СТГ) по делимитации и демаркации границы. Обе страны договорились ускорить демаркацию границы и установить дипломатические отношения. В ходе встречи Бутан заверил Китай в своей твердой приверженности принципу «одного Китая» (хотя конкретного упоминания Тибета не было). В марте 2024 года высокопоставленная китайская делегация посетила Бутан для взаимодействия с новым правительством. В августе того же года они провели 14-е заседание экспертной группы по пограничным вопросам и реализации соглашения о сотрудничестве по обязанностям и функциям СТГ.
Бутан также старается снизить опасения Китая, исторически дистанцируясь от Далай-ламы и избегая официальных контактов с Дхарамсалой. Даже принимая беженцев в 1950-х годах, правительство опасалось, что их лояльность Далай-ламе создаст новые внутренние проблемы и внешние угрозы безопасности со стороны Китая. В 1979 году Национальное собрание потребовало от беженцев либо принять бутанское гражданство, либо покинуть страну. Таким образом, число тибетских беженцев сократилось с 6300 до всего 1786 человек. Более того, в отличие от предыдущих поколений, молодые бутанцы отдалены от Тибета и более благосклонно относятся к Китаю. Недавний опрос показывает, что молодые бутанцы видят в Китае страну, с которой их связывают культурные сходства и религиозные ценности, что указывает на то, что для многих бутанцев тибетский вопрос стал забытым делом.
С начала века бутанские монахи и делегации также совершают визиты в Тибет, организованные Китаем. В октябре 2023 года делегация из Бутана приняла участие в китайском форуме международного сотрудничества «Кольцо Гималаев». В марте 2025 года Тхимпху даже провел празднование китайского Нового года в сотрудничестве с правительством Китая. В мероприятии приняли участие министр иностранных дел и министр внутренних дел, что подчеркивает активизацию контактов между странами. После этого события Бутан впервые назвал Тибет «Сицзанским автономным районом». Кроме того, экономические трудности Бутана и необходимость привлечения китайских инвестиций, особенно в проект Gelephu Mindfulness City, мотивируют Тхимпху налаживать отношения с Китаем. Таким образом, наблюдается растущий интерес к расширению взаимодействия с Пекином и установлению двусторонних связей.
Эта прагматичная политика в отношении Тибета, вероятно, повлияет и на реакцию Бутана на вопрос о преемственности Далай-ламы. Тхимпху понимает, что вопрос преемственности может открыть множество сценариев. Отсутствие глобального консенсуса усугубит опасения и принуждение со стороны Китая, особенно в случае обострения отношений между Китаем, США и Индией. Существует также вероятность того, что Китай – с помощью нового Далай-ламы, выбранного им самим, – сможет выдвинуть новые претензии и обосновать их преувеличенными историческими данными. Таким образом, Тхимпху осознает, что его интересы заключаются в том, чтобы успокоить опасения Пекина, оставаться безразличным к вопросу преемственности и продвигать свою безопасность и интересы.
