Недавнее предложение Пакистана, адресованное Вашингтону, проливает свет на реальную расстановку сил в стране. Согласно плану, с которым ознакомилось издание Financial Times, Исламабад предложил американским инвесторам построить и эксплуатировать новый порт в рыбацком городке Пасни на побережье Аравийского моря для экспорта важнейших полезных ископаемых. Примечателен не сам факт сделки, а то, кто выступил ее инициатором – советники начальника штаба армии, а не профильные министерства. В стране с избранным премьер–министром эта деталь говорит о многом, напоминая, что в Исламамабаде власть часто носит военную форму.
За 77–летнюю историю Пакистана ни один премьер–министр так и не смог завершить полный пятилетний срок. Устои демократии – выборы, парламент и правительство – по факту остаются лишь декорацией для преторианского государства. Кого–то отстраняли от власти президенты, кого–то – суды, но за многими отставками стояла незримая рука армии. Это доминирование не возникло в одночасье. Оно стало результатом исторической «осадной ментальности», порожденной травмой раздела Британской Индии и войной за Кашмир. Выживание страны стало ошибочно отождествляться с милитаризацией, а офицерский корпус, унаследовавший престиж и иерархию британских колониальных властей, провозгласил себя хранителем нации, а не просто ее защитником.
Из этого восприятия выросла доктрина вмешательства. Когда политики ссорились, генералы вмешивались. Когда гражданские институты давали сбой, они оставались у власти, оправдывая каждый переворот необходимостью спасти республику от хаоса. Слабость гражданских институтов, раздробленность политических партий и податливость судебной системы лишь укрепили позиции армии, которая, в отличие от них, обладала дисциплиной, иерархией и доступом к иностранному финансированию. Генералы, начиная с Аюб Хана в 1958 году и заканчивая Первезом Мушаррафом в 1999–м, перекраивали конституцию, устраняли оппонентов и создавали систему, в которой гражданские власти оставались зависимыми.
Помимо политического влияния, армия сосредоточила в своих руках и огромную экономическую мощь. Через обширную сеть бизнес–конгломератов, фондов и девелоперских проектов вооруженные силы Пакистана управляют одной из крупнейших коммерческих империй в стране, которую аналитики называют «Милбиз» (военный бизнес). Эти активы обеспечивают военным финансовую автономию и рычаги давления на гражданскую экономику. Возник парадокс: неизбираемый институт армии пользуется большим авторитетом и ресурсами, чем избранное правительство.
Этот дисбаланс выхолостил пакистанскую демократию. Гражданские лидеры, опасаясь конфронтации, часто обменивают автономию на выживание. Переворот 1999 года, когда генерал Мушарраф отстранил премьер–министра Наваза Шарифа, стал определяющим. Мушарраф не правил как диктатор, а создал «гибридный режим» – смесь избирательного процесса и военного надзора. Эта модель сохраняется и по сей день. Взлет Имрана Хана в 2018 году многие связывали с поддержкой истеблишмента, а его падение в 2022–м, когда он впал в немилость у своих покровителей, последовало по знакомому сценарию.
Иностранные державы, особенно США во времена холодной войны и после терактов 11 сентября, также способствовали укреплению власти генералов, предпочитая иметь дело со «стабильными партнерами». Миллиарды долларов помощи на борьбу с терроризмом проходили через военных, закрепляя их контроль над ресурсами и дипломатией. Однако каждый раз, когда армия обходит выборные институты, она еще больше подрывает их авторитет. В итоге грань между государственными и ведомственными интересами стирается, а цена за это платится демократией.
Сила армии стала зеркальным отражением слабости гражданского общества. Оборонные расходы затмевают траты на образование и здравоохранение, а риторика безопасности вытесняет социальные реформы. Предложение по порту Пасни – это символ преемственности. Для Вашингтона оно может показаться шансом противостоять влиянию Китая в регионе, но для самого Пакистана это лишь признак глубокой дисфункции, при которой решения стратегической важности по–прежнему принимаются в коридорах армии, а не в залах парламента.
