Недавние целенаправленные удары пакистанских военных по укрытиям движения «Техрик-и-Талибан Пакистан» (ТТП) на территории Афганистана вновь привлекли внимание к тлеющему напряжению вдоль линии Дюранда – де-факто границы между двумя странами. С тех пор как афганские талибы вернулись к власти в Кабуле в 2021 году, и без того хрупкая ситуация в пуштунском сердце афгано-пакистанского пограничья заметно ухудшилась, что привело к резкому росту числа терактов и жертв среди мирного населения. Однако эта эскалация – не сиюминутное явление, а продолжение глубокого противоречия, которое преследует Пакистан с момента его основания.
Первое испытание идея Пакистана как «родины для мусульман» прошла еще в 1947 году, когда братская исламская нация, Афганистан, проголосовала против принятия Пакистана в ООН. Кабул утверждал, что признание невозможно до разрешения вопроса о «Пуштунистане» – гипотетическом государстве для всех пуштунов. Это событие предопределило будущую политику Исламабада в отношении Афганистана, движимую страхом перед напористым пуштунским национализмом. Попытка подавить его с помощью ислама с тех пор погрузила пограничные земли в бесконечный конфликт.
Пуштунские территории оказались в центре «большой игры» между Британской и Российской империями в XIX веке из-за своего стратегического положения. Для защиты «жемчужины короны», Британской Индии, от возможной российской агрессии, Лондон превратил этот регион в «границу разделения», а не «границу контакта». Пакистан, унаследовавший эти земли, продолжил имперский подход, управляя пуштунами с помощью репрессивных законов и политики «легкого касания». Ситуацию усугубляли претензии Афганистана на пакистанские пуштунские территории и неприятие линии Дюранда, а также популярность пуштунского лидера Бача Хана, идеологически близкого к Индийскому национальному конгрессу. Все это укрепило в Исламабаде паранойю по поводу светского этнонационализма пуштунов.
Советское вторжение в Афганистан в 1979 году стало переломным моментом. Пакистанские власти получили шанс переформатировать идентичность пуштунов – из этнического меньшинства внутри страны в «исламских воинов», сражающихся с «безбожными коммунистами». При материальной поддержке США и Саудовской Аравии пуштунские районы Пакистана превратились в центры подготовки и идеологической обработки афганцев. Так Исламабад реализовывал свою доктрину «стратегической глубины»: его целью было не только создание плацдарма на случай войны с Индией, но и подавление пуштунского национализма путем установления в Кабуле лояльного режима.
Показательно, что Пакистан признавал представителями афганцев только суннитские исламистские партии, активно игнорируя пуштунских националистов. Парадоксально, но стратегия превращения пограничья в плацдарм для войны превратила его в глобальный центр джихада. Сюда стекались арабские и центральноазиатские радикалы, включая Усаму бен Ладена. Этот проект по трансформации пуштунского национализма в исламизм имел глубокие последствия, привнеся в традиционное деобандийское общество чуждую ему такфиритско-салафитскую идеологию.
После терактов 11 сентября 2001 года политика Пакистана вновь прошла проверку на прочность. Выбор был невелик: либо остаться в стороне и навлечь на себя гнев США, либо поддержать американскую кампанию в Афганистане и столкнуться с яростью доморощенных исламистов. Решение генерала Первеза Мушаррафа поддержать «войну с террором» Джорджа Буша вызвало вечный разрыв между пакистанскими военными и радикалами из пуштунского сердца страны. Бывшие племенные территории, такие как Северный и Южный Вазиристан, с их разветвленной сетью медресе и трансграничными племенными связями, стали убежищем для боевиков, спасавшихся от американских бомбардировок. Со временем это привело к появлению ТТП и его многочисленных фракций.
Простые пуштуны оказались между двух огней – в войне между пакистанской армией, пытающейся установить контроль над пограничьем, и экстремистскими организациями, стремящимися насадить свою версию ислама. С 2001 года пакистанские силы провели не менее семи крупных операций в регионе, вызвавших массовое внутреннее перемещение и разрушение социальной ткани. Военная экономика и рост сетей медресе создали благодатную почву для транснациональных организаций, таких как «Исламское государство – провинция Хорасан», с их крайне чуждой традиционному кодексу чести «Пуштунвали» идеологией.
Сегодня Исламабад стоит перед сложным выбором. Бездействие подрывает его легитимность внутри страны, а жесткие военные меры могут привести к полному отчуждению местных пуштунов. Традиционные институты, такие как племенные советы-джирги, утратили влияние и не могут выступать посредниками. В то же время военные жестоко подавляют ненасильственные движения, такие как «Движение за защиту пуштунов» (PTM). Этот политический вакуум умело заполняет ТТП, ребрендируя себя в защитника интересов пуштунов.
Афганские талибы, со своей стороны, не желают обуздывать ТТП из-за племенных связей и идеологической близости, разрушив надежды Пакистана на признание линии Дюранда. В результате пуштунское пограничье оказалось в стратегическом тупике, созданном десятилетиями политических просчетов и стойкостью этнической идентичности. Путь к нормализации лежит только через подлинное примирение с участием местных лидеров, расширение прав и возможностей регионов и устранение глубоких этнических обид пуштунов, которые, по словам легендарного поэта Хушхаль-хана Хаттака, «в деле чести, тайно и открыто – едины».
