Отношения между Пакистаном и Афганистаном, которые Исламабад десятилетиями выстраивал для обеспечения своей «стратегической глубины», обернулись серьезнейшим вызовом национальной безопасности. Как отмечают в своем анализе исследователи в области международных отношений Джалал уд Дин Какар, Зил э Хума и Азиза Мухаммедова, политика поддержки движения «Талибан» привела к парадоксальному и опасному результату. Вместо стабильной западной границы Пакистан получил источник постоянной напряженности, что стало классическим примером «эффекта бумеранга», когда ошибочные политические решения возвращаются, чтобы преследовать своих создателей.
Колониальная линия Дюранда, которую Афганистан никогда официально не признавал, остается очагом нестабильности. Недавние события демонстрируют новый виток эскалации: афганские власти обвиняют пакистанских военных в ударах по гражданским районам, в то время как Исламабад заявляет, что его цели – исключительно лагеря боевиков «Техрик-и-Талибан Пакистан» (ТТП), нашедших убежище на афганской территории. В ответ на воздушные операции Пакистана силы талибов, по сообщениям, нанесли ответные удары, что привело к затяжным вооруженным столкновениям на границе.
На протяжении десятилетий Пакистан вел так называемую «двойную игру»: публично поддерживал США в борьбе с терроризмом, но тайно содействовал афганским талибам для достижения собственных целей – в первую очередь, для противодействия влиянию Индии. В 1990-х Исламабад одним из первых признал режим талибов, видя в них полностью подконтрольную силу. Когда в 2021 году талибы вернулись к власти в Кабуле, Пакистан вновь приветствовал это событие как стратегическую победу. Однако актив, на который делалась ставка, стремительно превратился в источник серьезных угроз.
После захвата власти в Афганистане группировка ТТП, идеологически близкая к афганским талибам, резко активизировала свою деятельность. Согласно отчету Global Terrorism Index, в 2024 году количество атак ТТП выросло на 91% по сравнению с 2023 годом и достигло 482. Укрываясь в безопасных убежищах по ту сторону границы, боевики планируют и координируют операции против пакистанских сил безопасности и гражданских объектов, особенно в провинциях Хайбер-Пахтунхва и Белуджистан.
Взаимное недоверие достигло апогея. Исламабад обвиняет Кабул в пособничестве ТТП и белуджским сепаратистам, используя их для дестабилизации приграничных районов. В свою очередь, афганские официальные лица утверждают, что Пакистан поддерживает контакты с ИГ-Х («Исламское государство – провинция Хорасан»), главным врагом самих талибов, чтобы ослабить их режим. Несмотря на опровержения с обеих сторон, восстановить доверие не удается, что выливается в регулярные пограничные инциденты.
Ключевой ошибкой Исламабада стала недооценка независимости «Талибана». Став правящей силой, движение начало действовать исходя из собственных национальных интересов. Талибы не только сохранили жесткую позицию по непризнанию линии Дюранда, разделяющей пуштунское население, но и начали активно диверсифицировать внешние связи. Контакты с Китаем, Россией, Катаром и, что особенно болезненно для Пакистана, с Индией демонстрируют стремление Кабула к большей автономии на мировой арене.
Последствия этой стратегической ошибки для Пакистана многогранны. Военные ресурсы страны истощаются, экономика испытывает дополнительное давление, а крупные проекты, включая Китайско-пакистанский экономический коридор (CPEC), оказываются под угрозой. Исламабаду приходится отвлекать внимание и силы от своего главного восточного фронта – противостояния с Нью-Дели, наблюдая, как его региональный соперник укрепляет дипломатические связи в Кабуле. Внутри страны эти провалы в сфере безопасности вызывают растущее недовольство населения, испытывая на прочность общественное терпение.
