Вынесение смертного приговора бывшему премьер-министру Бангладеш Шейх Хасине вскрыло давние проблемы судебной системы страны, ее уязвимость перед политическим давлением и практикой сведения счетов. Международный трибунал по преступлениям в Бангладеш (ICT-BD) признал Хасину непосредственно причастной к жестокому подавлению студенческих протестов летом 2024 года, что стало поводом для вынесения высшей меры наказания.
Согласно обвинительному заключению, главный судья сослался на приказы Хасины о применении вертолетов, беспилотников и боевого оружия против безоружных гражданских лиц. Ключевым доказательством послужила аудиозапись разговора экс-премьера с мэром Южной Дакки, подлинность которой была подтверждена судебно-медицинской экспертизой. По данным Управления Верховного комиссара ООН по правам человека (УВКПЧ), за 46 дней протестов летом 2024 года погибло около 1400 человек.
Несмотря на тяжесть обвинений, многие наблюдатели считают, что судебный процесс был политически мотивирован. Есть основания полагать, что доказательства отбирались избирательно с целью усугубить вину и ужесточить наказание для Хасины и ее соратников, в то время как преступления, совершенные представителями другого политического лагеря, намеренно не были квалифицированы как преступления против человечности. Сама структура трибунала, как при его создании в 1973 году, так и при возобновлении работы в 2009-м, была изначально спроектирована таким образом, чтобы оставаться зависимой от политической конъюнктуры.
Изначально трибунал был учрежден в 1973 году как справедливый шаг для наказания виновных в чудовищных преступлениях во время войны за независимость Бангладеш от Западного Пакистана. Конфликт привел к гуманитарной катастрофе: по заслуживающим доверия оценкам, от двух до четырехсот тысяч женщин и детей были изнасилованы, родилось около 25 000 «детей войны», примерно три миллиона человек погибли, тридцать миллионов стали перемещенными лицами, а десять миллионов были вынуждены бежать из страны. Однако весь процесс был омрачен обвинениями в политической предвзятости и захвате судебной архитектуры. Например, трибунал игнорировал преступления, совершенные против бихарцев, сотрудничавших с властями Западного Пакистана, и сосредоточился в основном на тех, кто помогал пакистанской стороне, используя расплывчатое определение преступлений против человечности.
Возобновление работы трибунала в 2009 году правительством «Лиги Авами» под руководством самой Шейх Хасины также имело явный политический подтекст. Многие считали, что его цель – не столько восстановление справедливости, сколько подавление политических оппонентов и инакомыслящих, что сделало его заложником политических ветров.
В отличие от трибуналов по Косово, Боснии и Герцеговине, Восточному Тимору или Камбодже, которые работали под эгидой ООН с участием международных судей и по нормам международного обычного права, бангладешский ICT-BD был создан на основе внутреннего законодательства. Правительство самостоятельно назначало судей и устанавливало процедуры, что сделало трибунал еще более уязвимым для политического вмешательства и лишило его международного надзора.
Скептицизм в отношении ICT-BD подогревался его практиками: вынесением смертных приговоров, заочными судебными разбирательствами, случаями двойного наказания за одно и то же преступление, сфабрикованными доказательствами и размытыми определениями преступлений. Например, из определения «преступлений против человечности» в уставе трибунала был исключен ключевой элемент «широкомасштабное или систематическое нападение на гражданское население», что является неотъемлемой частью этого понятия в международном праве. Подобные умышленные отклонения, по мнению критиков, давали трибуналу неоправданно широкие полномочия для политически мотивированных решений.
Предвзятость трибунала в преследовании лидеров оппозиции с момента его создания вызывала серьезные опасения по поводу его независимости и нейтральности. Более того, вопиющий отказ предоставлять обвиняемым базовые права – такие как доступ к адвокату, материалам дела и своевременное уведомление об обвинениях – грубо подрывал основы надлежащей правовой процедуры, превращая процесс в пародию на правосудие. Многочисленные новостные агентства и правозащитные организации сообщали о запугивании свидетелей и недопустимом сговоре между судьями и прокурорами, что ставило под сомнение честность разбирательств.
Ирония судьбы заключается в том, что Шейх Хасина, архитектор возобновления работы ICT-BD, сама оказалась в сетях созданного ею же инструмента правосудия. Теперь ее политические противники, в частности партия «Джамаат-и-Ислами», выступают за приведение приговора в исполнение. Судебный процесс над Хасиной, как утверждается в заслуживающих доверия отчетах, был омрачен множеством нарушений: спорным назначением судей, чрезмерным рвением обвинения и ограничением прав защиты. Все это создает впечатление, что суд был лишь формальностью, а его атмосфера была враждебна справедливости. Призрак «кенгуру суда» бросает тень сомнения на вынесенный вердикт и угрожает подорвать основы молодой демократии Бангладеш.
