В современном мире средства массовой информации играют ключевую роль в распространении информации и формировании общественного мнения. Однако с наступлением информационной эры медиа все чаще становятся инструментом для трансляции сведений, отвечающих идеологии и интересам их спонсоров. Недавний запуск операции «Синдур» (Operation Sindoor) обнажил новую форму противостояния – «цифровую войну». Несмотря на доступность спутниковых снимков и открытой информации, на первый план в конфликтах вышли фейковые новости и пропаганда. Примечательно, что эту информационную войну активно развязала не одна из двух непосредственно вовлеченных сторон, а третья страна, чье правительство известно своим мощным пропагандистским аппаратом.
Исторически в Китае медиа сыграли важную роль в формировании политических взглядов, способствуя переходу страны от полуфеодальной системы к коммунистической. С момента своего освобождения китайские СМИ в значительной степени контролируются государством и служат основным инструментом для построения нарративов, одобренных правительством КНР. При этом формы медиа расширились, охватив не только печатные издания, но и разнообразные социальные платформы.
Китай не поддерживает международные социальные сети, такие как Facebook или Whatsapp, предлагая собственные аналоги вроде Weibo, WeChat, QQ. Информация и мнения на этих платформах подвергаются жесткой государственной цензуре. Однако китайские социальные медиа имеют два интересных аспекта. Во-первых, новости из Китая теперь доступны все более широкой глобальной аудитории, которая имеет доступ как к цензурируемым китайским платформам, так и к западным СМИ. Это означает, что любая пропаганда со стороны правительства и населения может быть перепроверена. Во-вторых, существует большое количество китайцев за рубежом, которые научились обходить цензуру и высказывают свое мнение на международных площадках.
Первый аспект преимущественно касается вопросов внешней политики Китая. Например, индо-пакистанский конфликт не только выявил уязвимость китайского вооружения, но и продемонстрировал, какой ажиотаж способны создавать китайские медиа (как государственные, так и общественные), даже если реальность говорит об обратном. Большинство китайцев до сих пор верят, что использованное Пакистаном оружие китайского производства смогло сбить западные образцы, применявшиеся Индией. Китайские социальные сети переполнены ура-патриотическими антииндийскими заявлениями и экспансионистскими настроениями в отношении Гималайского региона. Однако это не единичный случай.
Ранее, будь то израильско-палестинский конфликт или война России и Украины, Китай демонстрировал тенденцию увязывать все глобальные конфликты со своими национальными интересами и утверждать в медиа свое самопровозглашенное превосходство. Войну между Израилем и ХАМАС Китай связал со своей Глобальной инициативой безопасности (Global Security Initiative), представляя ее как «китайское решение» для достижения мира. В российско-украинском конфликте Пекин, фактически поддерживая Россию, называет переговоры о прекращении огня победой своей группы «Друзья за мир» (Friends for Peace). В последние годы в тактике построения нарративов Китаем наметилась новая тенденция: любое международное событие преподносится в его СМИ как китайская победа, даже если Китай не является участником конфликта ни прямо, ни косвенно.
Другой аспект касается взглядов китайских граждан на внутреннюю политику. Китайские печатные и социальные медиа обычно выступают рупором правительства, что подразумевает их подверженность влиянию с целью формирования нужного восприятия и поддержки. Однако китайские социальные сети – это отдельная история. Хотя они во многом начали придерживаться правительственной линии, многие пользователи ранее яростно критиковали правительство и его политику. Негативная реакция во время пандемии COVID-19, протесты против ГМО-продуктов и другие острые вопросы активно обсуждались в китайских соцсетях. Многие из критиков занимали высокие посты в партии и даже в Народно-освободительной армии Китая. Однако с приходом к власти Си Цзиньпина эта тенденция пошла на спад. Теперь даже китайцы за рубежом заметно притихли по поводу различных политических шагов Си Цзиньпина. Он настоял на ужесточении контроля через Закон о кибербезопасности (Cyber Security Law), который требует от всех пользователей раскрывать свою настоящую личность и не скрываться за анонимными аккаунтами. Вследствие этого, как показывают отчеты, китайские интернет-пользователи стали меньше критиковать Коммунистическую партию Китая и Си Цзиньпина в целом, однако по-прежнему критически относятся к местным органам власти и их политике.
Эта двойственность поведения китайских интернет-пользователей поднимает ряд серьезных вопросов. Используются ли китайские социальные медиа правительством для отвлечения внимания от внутренних проблем? Стали ли они инструментом для построения выгодных нарративов и разжигания ура-патриотических настроений? Является ли троллинг в социальных сетях новым методом холодной войны? Не стал ли пользователь социальных сетей слишком доверчивым? Можно ли подтасовывать правду и факты для утверждения собственной догмы? Каковы будут далеко идущие последствия такого использования социальных медиа? Нужен ли обязательный международный кодекс поведения в социальных сетях? И, наконец, не превратились ли социальные медиа окончательно в инструмент пропаганды – вот некоторые из вопросов, требующих глубокого изучения.
