Пакистанская армия, за десятилетия превратившаяся из профессионального института в теократическую корпорацию, сегодня управляет политикой, экономикой и даже религией в стране. Эта трансформация, подробно описанная в материале издания Fair Observer генерал-лейтенантом индийской армии в отставке Шокином Чауханом, представляет собой одну из самых значительных и опасных стратегических перемен в истории Южной Азии.
С момента своего создания в 1947 году пакистанская армия родилась из страха – страха перед Индией, дезинтеграции и собственной незначительности. В отличие от Индии, быстро стабилизировавшейся в демократических рамках, генералы Пакистана оказались в окружении враждебности, реальной или воображаемой. Эта «осадная ментальность» прочно соединила национализм с теологией, а офицерам внушалось, что Пакистан – это не просто государство, а исламская миссия, противостоящая индуистской Индии.
Военный переворот генерала Айюба Хана в 1958 году был представлен не как захват власти, а как спасение нации. Армия объявила себя самым патриотичным и компетентным хранителем страны. Даже сокрушительное поражение и потеря Восточного Пакистана в 1971 году не заставили военных переосмыслить свою роль – вместо этого они обвинили во всем гражданских политиков и еще сильнее укрепились у власти.
Решающий поворот произошел после переворота генерала Зия-уль-Хака в 1977 году, который сделал исламизацию государственной политикой. При поддержке США и Саудовской Аравии в разгар войны в Афганистане Зия-уль-Хак внедрил религиозную доктрину в военную этику. Джихад стал инструментом внешней политики, а исламизм – идеологическим клеем для расколотого общества. Годы такой идеологической обработки создали новый класс офицеров, для которых патриотизм неразрывно связан с верой, а антииндийская риторика стала частью профессионального образования.
Параллельно с идеологическим контролем армия выстроила огромную экономическую империю, известную как Milbus, или «военный бизнес». Фонды, такие как Fauji Foundation и Army Welfare Trust, действуют как конгломераты, контролируя активы на сумму более 20 миллиардов долларов в сельском хозяйстве, промышленности, строительстве и банковском секторе. Эта экономическая мощь обеспечивает лояльность военных, позволяет им обходить гражданский контроль и делает армию «государством в государстве», контролирующим как силовые рычаги, так и экономический капитал.
Одним из самых опасных последствий этой трансформации стало слияние исламизма с милитаризованным национализмом. Армия позиционирует себя как «Крепость Ислама», а свои военные кампании – как священную борьбу. В этой парадигме джихадистские группировки, такие как «Лашкар-э-Тайиба», «Джаиш-э-Мухаммад» и «Сеть Хаккани», рассматриваются не как угроза, а как «стратегические активы» для ведения прокси-войн в Кашмире и Афганистане, при этом армия сохраняет правдоподобную возможность отрицания своей причастности.
Сегодня Пакистан представляет собой преторианско-теократический гибрид, где военная власть поддерживается религиозной легитимностью. Армия черпает свой авторитет не из способности защищать границы, а из самопровозглашенной роли защитника веры. Эти амбиции вышли на международный уровень. Пакистан стремится стать авангардом панисламской обороны, используя свои ядерные возможности как главный козырь.
Ключевыми союзниками в этом проекте выступают Саудовская Аравия и Турция. Участие Пакистана в возглавляемой Саудовской Аравией Исламской военной коалиции по борьбе с терроризмом (IMCTC) и назначение отставного пакистанского генерала ее первым командующим сигнализирует о стремлении Исламабада возглавить военный блок суннитских стран. В то же время неоосманские амбиции президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана находят отклик в Пакистане. Страны активно наращивают оборонное сотрудничество, проводя совместные учения, такие как Ataturk XI, и называя свое партнерство частью «единства мусульманского мира».
Идея о том, что пакистанская армия может стать «Армией для Ислама», не нова, но в последнее время она стала опасно явной. Однако эта амбиция покоится на иллюзии, что исламский мир можно объединить военной силой. На практике попытки Пакистана стать военным лидером уммы могут привести не к единству, а к еще большему расколу. Суннитский уклон отталкивает шиитский Иран, зависимость от саудовских денег подрывает суверенитет, а связь с джихадистами разрушает международное доверие. В погоне за славой «Армии Ислама» Пакистан рискует потерять основы собственной стабильности, независимости и места в сообществе наций.
